Планы Гитлера на операцию "Цитадель" вновь меняются - Срыв

С быстротой молнии вся ситуация изменилась. Очень далеко от Прохоровки принимались решения, сводившие на нет все успехи немцев на Курском выступе. Два самых важных человека в немецких армиях на Востоке, генерал-фельдмаршалы фон Манштейн и фон Клюге, 13 июля получили из Ставки фюрера приказы явиться в "Вольфшанце" в Восточной Пруссии. встретил своих маршалов раздраженно. Всего двенадцать дней прошло с того момента, как Гитлер объявил свой приказ по операции , – и какая перемена! От оптимизма не осталось и следа. Не слышно высоких слов. Надежды на блистательную победу немецкого оружия рассеялись. Предметом разговора, который Гитлер начал без всяких вступлений, была Италия. Гитлер проинформировал Манштейна и Клюге о том, что в общих чертах они уже и так знали. 10 июля 1943 года британские, американские и канадские войска десантировались в Сицилию из Северной Африки. Сопротивление итальянцев на острове было быстро подавлено. Армия в 300 000 солдат, за исключением нескольких частей, просто разбежалась. Союзники продвигались по дорогам вдоль берега. Сопротивление оказывали лишь немецкие парашютные части, мотопехота и противотанковые ударные группы. не выбирал выражений, характеризуя своих итальянских союзников. Он не только был в ярости, но и фактически паниковал по поводу будущего развития ситуации в Южной Европе. – Принимая во внимание, как отвратительно итальянцы ведут войну, потеря Сицилии неизбежна. Насколько я знаю, завтра может высадиться в континентальной Италии или на Балканах. Это будет прямой угрозой всему нашему южному флангу в Европе. Вот что я должен предотвратить. И вот почему мне нужны дивизии для Италии и Балкан. Теперь, когда я уже перебросил 1-ю танковую дивизию из Франции на Пелопоннес, брать их больше негде, и, следовательно, придется снять дивизии с Курского фронта. Я вынужден приостановить "Цитадель", – заявил Гитлер своим маршалам. Оба маршала потеряли дар речи. Опять они видели, как в кризисной ситуации Гитлер теряется, паникует и делает поспешные выводы. Неожиданные или неприятные события всегда лишали его присутствия духа. Он обычно выходил из себя и совершенно неадекватно воспринимал ситуацию. Именно это происходило сейчас на их глазах. На самом деле, как показали следующие несколько недель, оставалось еще почти два месяца до наступления Эйзенхауэра на континентальную Италию. Но даже если бы он и намеревался высадиться в Центральной Италии или на Балканах сразу после своего вторжения на Сицилию, немецкие дивизии, действующие сейчас , за 3000 километров от Италии, вряд ли предотвратили бы нежелательное развитие событий. Переброска их из России займет много недель. Но Гитлер казался загипнотизированным высадкой в Сицилии. Он говорил быстро и громко. Всем было очевидно, что его мучило и выводило из себя: он прекрасно понимал, что это по его вине, только по его вине они оказались в сложной ситуации. Штаб оперативного управления Вермахтом, занимавшийся операциями на всех театрах военных действий, кроме Восточного фронта, еще в мае предупреждал Гитлера о назревающей в Средиземноморье угрозе и потом неоднократно напоминал о ней. Генерал-фельдмаршал фон Манштейн и генерал Цейтцлер убеждали его не затягивать начало операции "Цитадель". Гудериан тоже выступал против переноса сроков наступления. Модель постоянно протестовал. Но Гитлер медлил, колебался и проявлял нерешительность. Снять части с Восточного фронта, послать их в Италию и, следовательно, отменить "Цитадель"? Перебросить мобильные формирования из Франции в Италию? А в результате Гитлер, как обычно, желал многого: он хотел осуществить "Цитадель" и сразу же после победы перебросить освободившиеся силы в страны, которым угрожает вторжение, – Францию, Италию и Балканы. Вот так закрутился этот порочный круг, эта рискованная игра со временем. Неделю за неделей русские укреплялись на Курском выступе, их инженерные сооружения становились все мощнее. Гитлер поэтому тоже был вынужден наращивать наступательную мощь немецких соединений. Это, в свою очередь, требовало времени. Соответственно, раз за разом дата начала наступления назначалась, а затем откладывалась. Гитлер ждал новые тяжелые танки и сверхтяжелые штурмовые орудия, чтобы обеспечить свое безусловное превосходство, но те (особенно и ) еще находились на стадии испытаний. Он приказал военной промышленности завершить создание нового вооружения в максимально короткие сроки. Но производство и транспортировка этих гигантов тоже отняли много бесценного времени. И таким образом, прошли недели. Гудериан, генерал-инспектор танковых войск, был одним из тех, кто понимал опасность этого рокового графика. 4 мая он заклинал Гитлера отказаться от "Цитадели". Во время беседы в Мюнхене он в присутствии множества свидетелей совершенно ясно дал понять, что не разделяет чрезмерных надежд, возлагаемых на новые танки: "Я не считаю новые "Пантеры" или "Фердинанды" готовыми к активным боевым действиям. Они еще страдают многочисленными "детскими болезнями", что совершенно естественно при разработке подобных новых моделей, – и мы не в состоянии справиться с этим за пять или шесть недель". Даже Шпеер, министр обороны, согласился с ним. Через шесть дней после этого совещания в Мюнхене в мае Гудериан уже в Берлине еще раз попытался убедить Гитлера отказаться от "Цитадели". Генерал-инспектор заклинал его: "Мой фюрер, почему на Восточном фронте вы хотите быть наступающим? Почему бы не позволить наступать русским и разбить их, когда они разыграют все свои козыри?" "Бить, когда русские разыграют свои козыри" – это был рецепт Манштейна, рецепт, который генерал-фельдмаршал предлагал уже с тех самых пор, когда разрушила все надежды на быструю победу над русскими. Бить врага, когда он раскроет козыри, означало – самим не предпринимать дорогостоящих наступательных операций, а предоставить противнику добиваться успеха и наносить ему сокрушительные контрудары при каждой удобной возможности. Это стратегия изнурения. И Манштейн надеялся, что при ее применении на всем Восточном фронте русские вооруженные силы истекут кровью и , возможно, в один прекрасный момент пойдет на переговоры о мире. Один из значительных и драматичных моментов всей войны пришелся на 10 мая 1943 года. В этот день Гудериан схватил Гитлера за руку и спросил: "Мой фюрер, зачем вы хотите пойти на риск наступления?" Гитлер, уважавший мнение Гудериана, ответил: "Может быть, вы правы. Когда я думаю о наступлении, меня бросает то в жар, то в холод". Тем не менее, он все-таки приказал начать операцию "Цитадель". И вот теперь, 13 июля, Гитлер опять смотрел в лицо своим маршалам. История доказала, что он был не прав, а его генералы и генерал-фельдмаршалы – правы. Однако он опять избирал неверный путь. На этот раз он нарушал основное правило ведения войны, сформулированное Клаузевицем: однажды приняв решение, ты не должен позволять никакой угрозе или искушению отвлечь тебя от поставленной цели, ты должен твердо держаться общего плана операции. Манштейн поразился, видя, что Гитлер из-за высадки союзников в Сицилии готов полностью отказаться от операции "Цитадель" в тот момент, когда, по мнению Манштейна, победа была близка. Но действительно ли победа на Курском выступе была столь возможна? Клюге охладил энтузиазм Манштейна. Он доложил о ситуации Моделя. Вместо того, чтобы 12 июля начинать прорыв у Теплого, генерал-полковник был вынужден приостановить наступление и снять с фронта мобильные формирования. Почему? Потому что в тылу Моделя, на северном фронте Орловского выступа, русские именно 12 июля глубоко вклинились в полосу 2-й танковой армии и теперь угрожают Орлу. Поэтому Клюге пришел к заключению, что 9-я армия Моделя не сможет возобновить наступление. Ни сейчас, ни позже. Потеря 20 000 человек и отвод мобильных войск для блокирования глубоких советских вклинений севернее Орла сделали, с его точки зрения, в целом неизбежным. Манштейн не согласился: "До победы Курского выступа один шаг. Враг ввел в действие практически все свои стратегические резервы и понес огромные потери. Прекратить боевые действия сейчас означает вышвырнуть победу!" То, что Манштейн правильно оценивал ситуацию на Южном фронте Курской дуги, подтверждают мемуары генерал-лейтенанта Ротмистрова, будущего маршала танковых войск, который тогда командовал 5-й гвардейской танковой армией. Он пишет, что вследствие подхода танковых дивизий Брайта положение советских войск на Верхнем Донце "стало исключительно сложным". Предложение Манштейна, таким образом, было здравым: армия Моделя держит на северном фронте крупные силы, чтобы сковать войска противника; Гот и Кемпф, напротив, продолжают наступление и уничтожают врага с юга. Так будет выполнена половина операции "Цитадель". Но Клюге отверг и эту идею. Он не видел возможности оставить 9-ю армию на завоеванных позициях и поэтому считал необходимым прекратить операцию и отвести все соединения на их исходные позиции. Гитлер согласился с ним. Однако он разрешил Манштейну продолжать сражение на Южном фронте своими силами. Но этому лучику надежды не суждено было светить достаточно долго. Гот продолжил наступление. Совместно с оперативной группой "Кемпф" он под проливным дождем нанес несколько успешных ударов. Очень скоро 69-я советская армия и два советских танковых корпуса оказались в ловушке между Ржавцом, Беленихином и Гостишевом. Но затем звонок прозвенел и на Южном фронте. 17 июля Гитлер приказал немедленно снять с фронта танковый корпус СС, поскольку он намеревался отправить его в Италию, в действительности основная его часть оставалась на Восточном фронте еще несколько месяцев. Он также приказал, в силу критической ситуации у Орла, еще две танковые дивизии передать армиям группы "Центр". Этот приказ означал конец операциям Манштейна под Курском. С оставленными ему силами он не мог надеяться удержать завоеванные позиции. В начале августа он вынужденно отошел на свои первоначальные исходные позиции. Этот отход сопровождался тяжелыми потерями, преимущественно в технике и боеприпасах. Советские войска, до недавнего времени подавляемые, получили свободу действий. Они активно начали преследовать отступающие немецкие дивизии. Угроза поражения русских превратилась в победу Красной Армии. Правда, Манштейн взял в плен 34 000 человек, и потери русских в целом составили 85 000 только на Южном фронте Курского выступа. Это ровно столько, сколько 6-я немецкая армия потеряла под Сталинградом шесть месяцев назад, в показателях реальных потерь в бою. Однако русские быстро вернули оставленную территорию. Последнее великое наступление немцев в России закончилось; оно было проиграно. Самое ужасное, что стратегические резервы, создававшиеся много месяцев тяжким и самоотверженным трудом, в частности мобильные дивизии, сгорали в жаркой топке Курска, не добившись назначенной цели. Наступательная мощь немцев была сломлена необратимо. С этого времени формирование стратегических резервов стало невозможным. Точно так же, как Ватерлоо в 1815-м решило судьбу Наполеона, положив конец его правлению и изменив лицо Европы, так и победа советских войск под Курском явилась поворотным пунктом всей войны и через два года привела к смерти Гитлера, поражению Германии и полностью изменила мировой порядок. С этой точки зрения операция "Цитадель" явилась решающим сражением Второй мировой войны. Официальная советская военная история совершенно справедливо называла её "битвой мирового исторического значения". Советская армия выдержала бедствия 1941-1942 годов; она преодолела кризис, захватила инициативу и теперь диктовала ход событий. С точки зрения немцев, легко могла бы принять совершенно другой оборот. Манштейн, например, в разговоре с командирами соединений и частей в Харькове, за четыре недели до наступления обсуждал вопр